- Я листьев солнечная сила.
- Желудок я цветка.
- Я пестика паникадило.
- Я тонкий стебелек смиренного левкоя.
- Я корешок судьбы.
- А я лопух покоя.
- Все вместе мы - изображение цветка,
Его росток и направленье завитка.
Николай Заболоцкий. Деревья. 1933
Американский писатель и натуралист Генри Дейвид Торо вел в хижине на берегу Уолденского пруда (Конкорд, Массачусетс) две дневниковые тетради - “факты” и “поэзия”. Под влиянием дикой природы и книг немецкого ученого Александра фон Гумбольдта Торо постепенно стирал границы между двумя формами мысли и в какой-то момент открыл, что в точных описаниях природных явлений содержится больше “настоящей” поэзии, чем в текстах, составленных с целью эстетической организации слов. Достаточно лингвистических конструкций, которые используются писателем в поисках адекватной передачи шепота травы, раскидистости крон и серости соловья. При взгляде на “Гербарий” Ильи Долгова кажется, что художник тоже решил отказаться от метафор и зеркал, подчеркивающих автономию художественной точки зрения, и вместо этого исследует структуры, общие для всех видов, включая человека.
Илья Долгов начал "Гербарий" в 2010 году, а в 2013-м получил премию "Инновация" за лучший региональный проект. На первый взгляд, серия принадлежит к славной, но побочной ветви истории искусства – ботанической иллюстрации. Графика о растениях почти всегда играла вспомогательную роль в научных поисках. Фокус исследований регулярно менялся с развитием технологий. Между дотошными иллюстрациями Ганса Вайдитца к Herbarium vivae eicones 16 века и экспериментами пионера фотографии Генри Фокса Талбота в книге “Карандаш природы” тремя столетиями позже располагаются миллионы открытых фактов и несколько важных сдвигов в понимании окружающей среды. Илья Долгов, подобно Торо, следует за Гумбольдтом и воспринимает природу как неотчуждаемую часть обитаемого мира. Неотчуждаемую, но чуждую: оттого художнику важно вернуться к рисованию, не опосредованному оптическими приборами. "Гербарий, рисунок — только эти устаревшие способы познания позволили мне вернуть часть отчужденного мира", поясняет художник. Каждое изображение растения сопровождается геометрическим элементом. "Это квадратный модуль, взятый в перспективе", объясняет Илья Долгов. "Указание на то, что и это неповторимое растительное существо, и имя его вида - совершенно универсальные модули в океане растений. На этом уровне все мелкие отличия уже не важны. Растения становятся волнами".
Использование линейной перспективы отсылает нас к началам современного пейзажа и связанной с ним идеологии. По словам французского антрополога Филиппа Дескола, перспектива "создает дистанцию между человеком и миром, поскольку теперь автономия вещей зависит от точки зрения человека; кроме того, она систематизирует и стабилизирует внешнюю вселенную, в то же время наделяя субъекта абсолютной властью над организацией заново покоренного мира". Илья Долгов, напротив, сокращает дистанцию, подчеркнуто разделяя принцип организации (квадратный модуль) и единичный объект наблюдения. "Факты" и "поэзия" оказываются в состоянии сбалансированного противоречия. Говорить о растении (показывать его) невозможно без демонстрации сетки координат и инструментов, которыми человек осваивает природу. Графический знак отсылает и к "нулю форм" Казимира Малевича - великолепной попытке заменить изображение единичного явления структурой восприятия, и к виртуальной реальности - играм типа "Minecraft", где постепенное наращивание массы игровой вселенной проводится с помощью аккумуляции блоков с разными свойствами.
Как и собранные Ильей Долговым растения, художник не одинок в своих поисках. Вслед за философами и экологами коллеги Долгова все чаще видят историю искусства - и историю человека в целом - как краткий эпизод геологического времени и снимают с творца (как со строчной, так и с заглавной буквы) груз ответственности за строительство обитаемого мира. Они, скорее, ощущают себя соседями многоступенчатых процессов, опрокинутых на десятки и сотни тысяч лет назад. В 1989 году Френсис Фукуяма полемически утвердил “конец истории”, за пределами которого - “экономический расчет, бесконечные технические проблемы, заботы об экологии и удовлетворение изощренных запросов потребителя”. “В постисторическую эпоху нет ни искусства, ни философии”, пишет Фукуяма, “есть только … музей человеческой истории”. Прогноз политолога основан на победе либерализма в коммунистических странах. Речь идет о политической истории. Сегодня имеет смысл говорить о конце истории биологической. Человек больше не “мера всех вещей”, а один из видов, обладающий почти бесконечными возможностями в сфере каталогизации и подчинения природы. Составление каталогов может быть непродуктивным, но, по крайней мере, оно безвредно. Человек сходит с пьедестала главного субьекта исторического процесса и становится фрагментом эволюции, неспособным на качественный скачок за пределы этоса построенной им империи. Илья Долгов решает отказаться от“Я” прямой перспективы и принимает возможность другого “мы”, близкого строкам Заболоцкого из эпиграфа к статье. Согласно художнику, практика такого сотрудничества с окружающей средой является важным навыком для времен, которые настанут после неминуемой катастрофы.